ЗАМЕТКИ ПО ЕВРЕЙСКОЙ ИСТОРИИ

Все, включая и автора статьи, прекрасно понимают, что какое-то количество заложников будет освобождено в обмен на выполнение ВСЕХ требований врага, а последствия выполнения этих требований включают в т.ч. неограниченную возможность захвата новых заложников взамен освобожденных…

Элла Грайфер

О ПОЛЬЗЕ ДЕТЕКТИВОВ

И присяжные входят с довольным лицом:
«Хоть убил, — говорят, — не виновен ни в чем!»
  А.К. Толстой  

Есть в моем любимом детективном сериале «Вещдок» типичная сцена опознания трупа в морге, причем, в некоторых сериях родные и близкие в ужасе, в истерике, пытаются отчаянными криками убитого «разбудить», вместо того чтобы сосредоточиться, и помочь детективам поймать и обезвредить убийцу. А еще иногда убийцей в конце концов оказывается именно самый «безутешный» член семьи…

Именно эти сцены проносились у меня в голове, при чтении статьи Ирины Петровой: «Время плохих решений«:

«Единственная цель обмена — вернуть домой пленных, тех, кто еще жив. Это наш долг, несмотря на очевидную перспективу: спасение заложников станет спасением для ХАМАСа, а восстановление Газы без уничтожения ХАМАСа — путь к новой войне. <…> Но и возвращение похищенных вместе с радостью принесет народу Израиля новую боль. Трудно вообразить, в каком состоянии будут люди, которые почти год находились в руках жестокого врага, и сколько из них так и не удастся вызволить. Но наш гнев и желание возмездия уже не найдут выхода — война на этом этапе будет закончена и оставит нам горечь невосполнимых потерь«.

Позвольте-позвольте… стало быть, единственная цель соглашения… недостижима? Все, включая и автора статьи, прекрасно понимают, что какое-то количество заложников будет освобождено в обмен на выполнение ВСЕХ требований врага, а последствия выполнения этих требований включают в т.ч. неограниченную возможность захвата новых заложников взамен освобожденных… В статье достаточно подробно и правильно описываются все эти неизбежные последствия, повторять их не будем, но чего же ради на все это идти, если единственная цель все равно достигнута быть не может?

Предлагаемый ответ:

«Возвращение заложников и прекращение огня означают для него (Нетаньягу) высокий риск потери власти, но гораздо хуже войти в историю Израиля правителем, бросившим своих сограждан на произвол судьбы«. Ой, что вы в самом деле? А войти в историю еврейского народа правителем, обрекшим еврейское государство на неминуемое уничтожение (см. опять же последствия) — перспектива более блестящая? Или вы его считаете вовсе сущеглупым? А если все-таки поискать настоящую причину?

В том же любимом сериале уличенный убийца нередко заявляет: «Да я не хотел! У меня просто не было выбора». Ну, то есть на самом-то деле выбор был, но такой, результат которого предрешен однозначно. Например, убитый преграждал убийце путь к спортивной или партийной карьере, не обязательно преднамеренно, а просто самим фактом своего существования или устройства своей судьбы: он талантливее, удачливее, зять профсоюзного функционера с женой в Израиль собрался, а тестя как раз на повышение выдвигают, богатенькая красотка у бедной неудачницы отбила жениха… Так вот, сдается мне, не в заложниках дело, а в тех, чьи карьерные устремления попросту не оставляют им другого выбора кроме сдачи на милость ХАМАСа.

Карьерные устремления жителей Израиля Израилем не ограничиваются, понятно почему: страна не резиновая, вакансий хороших на всех не хватит, но даже те, кому они достанутся, успешными будут только поддерживая деловые и личные отношения с высокоцивилизованным Западом (Европой, прежде всего). По умолчанию это понятно всем, но… не всем понятно, что есть тут некая «красная линия».

В международных отношениях своя рубашка всегда ближе к телу. Никакие договоренности не страхуют от предательства партнера, и потому даже уступая каким-то неприятным его требованиям (ну да, приходится иной раз) ни в коем случае не следует внутренне идентифицировать себя с ним, перенимать его мировоззрение, путать свои и его интересы. А в ситуации, когда ты заведомо младший партнер, когда тысячелетняя жизнь в галуте приучила извиваться и гнуться, снизу вверх глядеть на культуру «почвенной нации», переступать эту порой трудно уловимую, но вполне реальную «красную линию» смертельно опасно.

Но разглядеть-то ее не просто сложно, но и… ох, как не хочется. Ох, как велик соблазн свою личную карьеру принять за продвижение интересов нашего народа — ОНИ же увидят, ОНИ поймут, согласятся, что все мы хорошие — и как же трудно поверить, что на самом деле в результате совсем не карьера тебе светит, а та же печальная судьба, какую готовят они всем нам.

Сегодня, спустя десятилетия, разве что ленивый не бросит камень в юденраты, списки для освенцимских транспортов составлявшие в надежде, что так лучше… Но их можно извинить — они еще не знали, верить отказывались. Сегодня мы как бы знаем, но уже снова верить не хотим. Также как они когда-то снова изо всех сил убеждаем себя, что главное сегодня — заложники, что гнать из головы следует проклятый вопрос «а потом…» и забываем, что не было бы проблемы ликвидировать ХАМАСовских убийц, если бы не прикрывали их наши «партнеры», «единомышленники», великие гуманисты… Начисто, намертво забываем, что прежде Ванзейской конференции была Эвианская, верим, что «никогда больше», потому что… ну очень хочется верить.

А ведь сегодня Запад уже опять в кризисе, и очень нужно ему найти «виноватого» для своих проблем, и никуда не девалась традиция, искать его все также, все там же… Но никуда не девалось и отчаянное наше стремление доказать им, что мы — свои, что думаем, действуем, мир себе представляем ну точно также как они, невзирая на все различия в жизненном опыте.

Не стоит, право же, в предательских замыслах подозревать генералов, упрямо не желавших верить донесениям разведки накануне и даже уже в ходе катастрофы 7 октября. Никак не вписывались те донесения в картину мира, которой учили не их одних, в ту самую, какую рисовали мне некогда в тель-авивских ульпанах (от нее у меня плясали мальчики кровавые в глазах и я в ужасе спрашивала себя, кто тут на самом деле псих). Генералы же просто хотели как лучше, изо всех сил стремились подражать западной левой, отказываясь верить в то, во что в ее среде верить не велено.

У них же не было выбора! Иначе — конец карьере, не пустят в приличные гостиные европейских и американских коллег, да хуже того — в международный розыск объявят — из страны тогда носа не высунешь, да еще и страну за тебя ославят «преступным режимом». Нет, конечно, на Биби и без того было на что обижаться: и за настойчивое уничтожение пережитков социализма в экономике, и за выхватывание из-под пятой точки «наследных принцев» теплых местечек, принадлежащих им «по праву рождения», но хуже всего, конечно, подрыв супермиролюбивого имиджа страны в глазах западного мейнстрима.

Такую катастрофу предотвратить необходимо любой ценой! Не было выбора, кроме как пожертвовать каким-то (нет-нет, они не думали, что таким большим!) количеством жителей приграничных поселков, тем более — те и сами были по большей части правоверными миролюбцами европейского разлива и тоже в неположенное не верили никогда. И что же теперь остается, кроме как в истерике биться при виде трупов, повторять заклинания, которыми тех не воскресить, и совершенно искренне не считать себя виноватыми?

Да, кстати, о международном розыске, точнее о Международном Уголовном Суде. Понимаю, что намерения у господина Лемкина были самые что ни на есть благородные, но ими в очередной раз оказалась вымощена дорога в ад. Никто и не помышляет, устроить хотя бы символический суд над Сталиным за коллективизацию и «Большой Террор», над Мао-Цзедуном за «Культурную Революцию» или над последователями Нельсона Манделы за массовое истребление белых фермеров, да и над теми же «пластелинцами» за угоны самолетов, стоившие жизни далеко не только евреям. Не будем углубляться в объяснения, почему так, ограничимся русской поговоркой: «Суд — что паутина: шмель проскочит, а муха увязнет». И жалобное блеяние: «Не надо, мы лучше сами…», — звучит не более убедительно, чем объяснения юденратов про составленные списки. Нет, не лучше — ни тогда, ни сейчас, и господ судейских не помилуют тоже, невзирая на все их старания.

И некоторые из них, вероятно, это понимают, как подсказывает мой любимый сериал. Тот самый выпуск про строгого папашу, что стоял на страже нравственности дочки-десятиклассницы и уличив ее в получении от мальчика записки, врезал так, что она упала, ударилась головой о что-то некстати подвернувшееся и… потом спешно с помощью жены укрывал в подполе мертвое тело. Запомнилась прекрасная игра артистки, изображавшей эту самую жену: как оплакивала родное дитятко, как места себе не находила, как сыщикам в жилетку рыдала, умоляя виновного поскорей найти, как истерически натравливала соседей на того, кто по чистой случайности оказался первым подозреваемым — чуть было не линчевала его толпа! Как необходимо ей было со всего эмоционального маху свалить на кого-то вину за то, что на самом-то деле, пусть неумышленно, совершили они с мужем. Но у них же действительно не было выбора!!!

В сериале, правда, бывалый следователь на такую приманку не клюет, а вот в Израиле, увы, пока что срабатывает.